Штирлиц шел по коридору РСХА. Чеканным шагом он подошел к бюсту Гитлера и метко плюнул ему в глаз. Постояв совсем немного он вытянулся по стойке смирно и вскинув руку сказал:
— Хайль Гитлер!
— Конспирация, однако, — подумал Штирлиц, и довольный собой пошел дальше.

Штирлиц по ночам любил храпеть. Но Храпеть не любила Штирлица.

Штирлиц любил холодное оружие. Это было незаменимое средство для прикладывания к голове после пьянки.

Чем мы отличаемся от Запада? Ответ на этот вопрос — в одном старом анекдоте.
Гестапо перекрыло все ВЫХОДЫ, но Штирлиц вышел через ВХОД

Штирлиц вошел в положение русской радистки. Затем вышел и поставил ее в другое положение

Подходит как-то Мюллер к Штирлицу и говорит:
— Послушайте, дружище, вы не хотели бы заняться бизнесом?
— С удовольствием, группенфюрер. А что вы предлагаете?
— Ну давайте, например, в подвале нашего гестапо ночной клуб откроем!
— Ночной клуб? В подвале гестапо?! Нет, люди не пойдут!
— Не волнуйтесь, Штирлиц. Люди — это уже наша проблема!

Штирлиц толкнул дверь. Дверь не открылась. Штирлиц толкнул сильнее. Дверь даже не шелохнулась. Штирлиц ударил ногой. С тем же успехом.
— Штирлиц разбежался и бросился на дверь всем телом. Дверь не поддавалась. «Закрыто,» — догадался Штирлиц.

Штирлиц увидел на деревьях набухшие почки. «Опять Мюллеркого-то мучает», — подумал Штирлиц.

Штирлиц, проходя по переулку заметил, как маляр закрашивал матерные слова на заборе.
— «Модератор» — подумал Штирлиц.

Штирлиц выстрелил в упор.
Упор покачнулся и упал навзничь.
Навзничь вскочил и побежал вприпрыжку.
В Припрыжке давали свежее пиво.

Штирлиц как-то решил разыграть Мюллера на первое апреля.
— Мюллер, а Вы знаете, что я — русский разведчик?
— Не знаю! — в свою очередь, разыграл Мюллер Штирлица.

На Цветочной улице в Берне Штирлицу повстречались два пьяных мужика в косоворотках, сатиновых штанах и кирзовых сапогах, которые матерились по-русски и попросили у него закурить.
— Значит, явка ещё не провалена, — подумал Штирлиц и сделал вид, что ничего не понял.

«Хорошо, что в Овальном кабинете есть камин и нет видеокамер. Можно будет испечь картошки на 23 февраля», — подумал Штирлиц.

Штирлиц попал впросак. В «Просаке» его ждал связной.

Борман открыл свой сверхсекретный сейф и просунул голову внутрь. Вчера он повесил там табличку на русском языке: «Руским расвечикам смареть заприщено!» Кто-то жирным красным карандашом исправил орфографические ошибки и подписал: «Борман — дурак».

Борман и Мюллер сидели в офицерской столовой.
— Сейчас придет Штирлиц и опять закажет свой любимый Беломор и водку, — говорит Борман. Вошел Штирлиц.
— Официант! Виски и Кент! — сказал разведчик, показывая Борману язык.

Штирлиц бил баклуши. Баклуши были грязные и пачкали его руки.

Штирлиц иногда ночью брал красный флаг, поднимался на крышу Рейхстага и, размахивая флагом, орал на весь Берлин: „Фашисты сволочи, да здравствует Советский Союз!! Урааа!!!“
Работа в офисе требовала порой выброса адреналина.

Штирлиц шел в кафе «Элефант» на встречу с женой. Её уже в четвертый раз везли через линию фронта и три границы, и каждый раз выяснялось, что это не его жена.

— А ты вернешь? — без особой надежды в голосе спрашивал Мюллер Штирлица, одалживая тому 100 марок.
— Б*я буду!
Но Мюллер и так знал, что будет — Штирлиц еще никогда не возвращал долгов.